Мужчина в помятой белой сорочке с закатанными рукавами, при галстуке, весь в поту, забегает в вестибюль небоскрёба Эквитэйбл в Нью-Йорке: — Обзорная площадка ещё работает? — До закрытия полчаса. Билеты по пятьдесят центов. — А в один конец?

Великая депрессия (англ. The Great Depression) — мировой экономический кризис 1929 г., поразивший капиталистическую часть человечества — наиболее остро США, Канаду, Мексику, Великобританию, Германию, Францию и Австралию. Пострадали остальные страны Европы, а также Индия и Северная Африка. В большинстве стран острые явления сошли на нет к концу 1933, но в США и Канаде депрессия была остановлена только военными заказами Европы, примерно с 1939 г.

Содержание

• 1 Что произошло
• 2 Приметы эпохи
• 3 Депрессированные (тропы и штампы)
• 4 Примеры
  • 4.1 Литература
  • 4.2 Кино
  • 4.3 Телесериалы
  • 4.4 Музыка
• 5 Примечания

Что произошло [ править ]

Началось всё с биржевого краха США — «Чёрный четверг» 24 октября 1929. Последовали «Чёрный понедельник» (28 октября) и «Чёрный вторник» (29 октября). Во вторник Ньюйоркская Фондовая биржа прекратила работу, а некоторые прогоревшие инвесторы прыгали с небоскрёбов. От кризиса пострадали все: и банкиры, и пролетарии, и фермеры. Безработица в некоторых штатах достигала 33 %, цены на сельскохозяйственную продукцию упали вдвое [1] , но при этом многие горожане жили впроголодь, а от 25 до 90 % детей в США страдали от недоедания — хуже было только во время Гражданской. Уровень промышленного производства откатился к 1900 г.

Существует также довольно популярная теория, что во время Депрессии в США имел место массовый голод наподобие того, что прокатился по СССР в 1932-33 годах. И что жертвами его стали миллионы американцев. В принципе, по прочтении «Гроздьев гнева» и подобных романов это не кажется таким уж невероятным. Официальная демография показывает следующее: реальное число населения США в период после Депрессии оказалось аж на 9 млн меньше, чем должно было составить по «додепрессивным» трендам (за 1920-е годы население увеличилось на 17 миллионов, за 1940-е – на 20, а за 1930-е всего на 9, хотя по идее должно было увеличиться на 18-19 млн). Тут, впрочем, следует иметь в виду, что часть «недостающего» населения эмигрировала, да и естественная рождаемость, как и иммиграция, в период такого масштабного экономического кризиса наверняка снизились. С другой стороны, демографические тренды не на пустом месте возникают и всегда четко отражают социальные, экономические и военные явления. Кроме того, приблизительный учет всех упомянутых источников «недобора» даже при округлении погрешностей в бо́льшую сторону, позволяют «списать» на снижение рождаемости и иммиграции примерно 5,4 млн человек, что все равно оставляет непрояснённой судьбу более 3,5 млн американцев. Точки над «i» в этом вопросе могла бы расставить статистика рождаемости и смертности за этот период, которая позволила бы четко рассчитать убыть населения и определить сверхсмертность (если она вообще была), как это было сделано для определения масштабов голода в СССР. Но такие данные в настоящее время для исследователей недоступны. [2] Экономисты до сих пор не могут достичь консенсуса о причинах Великой депрессии.

• Монетаристы говорят, что кризис вызвала денежная политика ФРС — переизбыток золотого запаса в США и дефицит в Европе. На это им возражают резонно, что Великая депрессия возникла именно в стране, с золотым запасом которой всё было почти благополучно, и как раз Европа, пусть с Гитлером и Муссолини, но первая из депрессии вышла.
• Кейнсианцы полагают, что наблюдалась нехватка оборотной денежной массы. В то время деньги были привязаны к золотому запасу, а золота (в среднем) уже не хватало на обеспечение разросшейся экономики. Возможно да, говорят монетаристы, но непонятно, отчего тогда депрессия длилась столько лет. Запустить печатный станок можно за полгода — Обама подтверждает.
  • Запустить можно, а вот промышленность годами восстанавливается.
• Венская школа полагает, что в США был достигнут предел экстенсивного развития, когда дешёвый кредит 1920-х был потрачен на потребление, а не на развитие средств производства. Им возражают, что подобное случалось и ранее, но никогда такого длительного и всестороннего обвала не было.
• Марксисты считают Великую депрессию очередным кризисом перепроизводства и не видят в ней ничего особенного. На это ироничные экономисты Венской школы показывают фотографии обнищавшего среднего класса и просят марксистов объяснить, как перепроизводство продовольствия вяжется со впавшими щеками, а перепроизводство одежды и обуви — с босоногими оборвышами на улицах. Марксисты возражают, будто для капиталиста непроданный товар все равно что несуществующий, и он скорее зароет продовольствие бульдозерами, чем раздаст бесплатно. Вот только примеров уничтожения продовольствия почти не было [3][4] , а случаев уничтожения предметов обихода не было вовсе — для бульдозеров почему-то не находилось бензина, а для трактористов — зарплаты. Кстати, «проклятые капиталисты» иногда в городах раздавали нераспроданную одежду, обувь, посуду и т. п. бесплатно или за символическую цену — но запасы кончились в ноль к 1931 г. И вообще порекоменуем марксистам перечитать про рухнувший индекс промышленного производства чуть ниже.
• Социалисты указывают, что развитие социального обеспечения не поспевало за ростом производительности труда. Марксисты на это пожимают плечами: какой ещё рост производительности? Валовый продукт рухнул, а кустарное производство и натуральное хозяйство в деревне стали нормой жизни.
• Мальтузианцы говорят, что в Америке народ размножался быстрее, чем позволяло сельское хозяйство: по 3—5 детей в среднем на семью — многовато.
• Биржевики винят просто очередной биржевой пузырь — в данном случае по зерновым фьючерсам.
• Физические экономисты размахивают графиками средних температур. Действительно, десятилетие 1930-х в США — непрерывные засухи, а Севморпуть проходили без ледоколов.
• Объективная архаичность американской экономической политики явно тоже сыграла свою роль:
  • В США абсолютное большинство банков представляло собой по сути обменные пункты с несгораемой кассой, где хранились деньги на зарплаты местных предприятий и брильянты местных аристократок, и никакой финансовой силы фактически не имели. К тому же эти недобанки силами прикормленных политиков всячески мешали проникновению крупного банковского капитала в регионы. При первом же серьезном потрясении они неминуемо должны были прогореть, утянув за собой всю местную экономику.
  • Функция кредитора последней инстанции фактически не работала, так как номинально выполнявшие ее крупные банки совершенно не горели желанием спасать конкурентов.
  • Упорное нежелание федерального правительства регулировать экономику и финансы, оправдывавшееся принципом laissez-faire и жупелом коммунизма, но реально объяснявшееся политическими (нежеланием ссориться с капитанами индустрии и крупными финансистами) и личными (некомпетентностью, невежеством и ленью президентов Хардинга и Кулиджа) причинами.
• Наконец, конспирологи говорят, что мировой кризис 2007—18 (?) годов от Великой депрессии отличается мало. Только теперь безработные не стоят в очередях за бесплатной похлёбкой, а получают от правительств талончики (а теперь уже разновидность пластиковой карты) на еду.

Короче, сколько специалистов, столько и мнений, что не мешает талантливой молодёжи придумывать для Гувера и Рузвельта всё новые методы преодоления кризиса. Почти всегда скатывается к тропам Не в ладах с бизнесом и Не в ладах с экономикой.

Приметы эпохи [ править ]

Всё это, однако, не значит, что времена были беспросветные. Как раз наоборот, во время Великой депрессии вошло в нашу жизнь звуковое, а затем и цветное кино, бешено развивалось радио, родилось коммерческое телевидение. Что ещё получилось:

• В архитектуре на смену стилю ар-деко стараниями Фрэнка Ллойда Райта начал приходить минимализм.
  • Помимо шедевров, изобретены современные каркасные дома — в которых сейчас живёт вся «одноэтажная Америка» (да и вообще чуть ли не повсеместно).
• Спортсмены впервые попробовали соревноваться в трусах и майках. Моду запустил теннисист Бари Остин, в 1932 появившийся на корте в — страшно подумать — шортах!
• Вообще в моде возобладал демократический стиль, ведь одеваться вычурно для повседневных забот стало просто неприлично.
  • От китайских и вьетнамских портных американские и европейские модницы получили ципао и аозай.
  • Вроде бы оттуда же — женские брюки и брюки-юбки.
  • Первые «ужасно короткие» юбки, с демонстрацией голых… коленок.
  • Женские пиджаки, как ни странно! По-английски это называлось «sortie» (как «подниматься в атаку»).
  • Спортивная обувь повсеместно стала использоваться в качестве повседневной. Изобретены (точнее, заимствованы в Азии) женские босоножки в качестве выходной и торжественной обуви. Взрослым мужчинам стало можно появляться на людях в сандалиях.
  • Аналогично, приличный человек наконец-то смог выйти на улицу без головного убора.
  • И именно начиная с Великой Депрессии в моду начали пробираться джинсы, до того считавшиеся исключительно одеждой работяг и ковбоев. Пока только в уличную, и чаще всего как элемент эпатажа – в то время зайти в джинсах в мало-мальски приличное место было всё равно что в наши дни зайти туда, скажем, в спецовке гастарбайтера, могли и вытолкать взашей. По-настоящему массово джинсы в западном мире начали носить только лет 20 спустя.
• Родился жанр «крутой детектив»! Писатели — от Дэшила Хэммета до Хораса Мак-Коя — вывели своих храбрых, умных, вооружённых до зубов и не очень-то щепетильных героев из рафинированного высшего общества и отправили по тёмным подворотням, кабакам и борделям.
• В 1934 году в Америке родились книгикомиксов (в отличие от печатных листочков и выделенных страниц в журналах ранее).
  • Космический вестерн! В огромных количествах, хотя и низкого качества.
• Родились и вымерли динозаврыцеппелины как средство пассажирского транспорта. Господство захватили аппараты тяжелее воздуха.

Великая депрессия. Как 90 лет назад экономический крах навсегда изменил весь мир

То, что сейчас происходит с мировой экономикой, в МВФ называют «Великий локдаун». При этом постоянно проводятся параллели с Великой депрессией — экономическим крахом 90-летней давности, который сломал миллионы судеб и навсегда изменил мир. Тогда губительная для всего разумного рецессия растянулась на десяток лет. Вопреки сложившимся стереотипам, Великая депрессия охватила не только США, но и все цивилизованные страны. Она же, помимо множества других причин, стояла у истоков Второй мировой войны. Но началось все действительно в США, а точнее с биржевого краха 1929 года, к которому привела «оргия безумной спекуляции».

Ревущие 1920-е

Пока Европа пыталась прийти в себя после утомительной Первой мировой войны, Америку ждал невиданный расцвет. Практически ничего не потеряв в войне, США вышли из нее настоящим победителем, став богатейшей и самой сильной страной мира.

За время боевых действий союзники задолжали Штатам более $11 млрд, что превышало пятую часть стоимости всех создаваемых в стране за год товаров и услуг! Деньги потекли рекой, ведь их было довольно легко получить в виде репараций с потерпевших поражение.

Наступила эра, которую в США называют Эпохой процветания. Столь стремительного экономического роста Америка раньше никогда не знала. Буйным цветом расцвело потребление. Автомобили, ранее считавшиеся роскошью, внезапно оказались по карману среднему классу, составлявшему костяк всей американской системы. Взрывное развитие автомобильной промышленности подтолкнуло сопутствующие отрасли вроде нефтедобычи, производства стали и стекла. За десять лет 1920-х автомобильный парк страны увеличился в 3,5 раза, машина была у каждого четвертого американца, то есть фактически в каждой семье.

Чтобы понять, насколько все это было невероятно, проще всего сравнить на контрастах. Вспомните уроки истории о жизни белорусов в 1920-е. Пока наши предки ютились в покосившихся хатах, работали бесплатно (то есть за трудодни) и рисковали головой, пытаясь спрятать пуд зерна или полудохлую курицу, США опутывали сети шоссе, кинотеатров, отелей, автосалонов и прочих благ цивилизации.

До каждого дома и квартиры добралось электричество, что повлекло за собой новый бум потребления — магазины заполонили невиданные чудеса техники вроде холодильников и радиоприемников. Набирала силу индустрия развлечений в целом и Голливуд в частности. Внезапно кругом появилась куча соблазнов, о которых несколько лет назад мечтали разве что фантасты. А теперь вот оно, протяни руку с долларами — и все твое. Чудо!

Чудо, правда, во многом было построено на кредитах. Потреблять хотели все — реклама уже тогда знала свое дело. Однако своих денег на тот же автомобиль хватало далеко не у всех. На помощь подоспели банки. Хочешь красивую новую тачку здесь и сейчас? Бери кредит под низкий процент — и мечта у тебя в руках!

Конечно же, сидеть в кредитах американцы 100-летней давности не особо хотели — так же, как и нынешние белорусы. А потому взоры миллионов устремились на биржи. Подпитываемые безудержным ростом компании дорожали, акции постоянно росли в цене, месяц за месяцем пробивая очередной потолок. Так, менее чем за десять лет индекс Доу — Джонса (в то время это фактически было среднее арифметическое цен на акции всех компаний) вырос с 80 пунктов до 380!

Неудивительно, что в биржах и постоянно растущих акциях стали видеть путь для сравнительно легкого обогащения. 1920-е стали временем безудержной скупки ценных бумаг. Люди тратили сбережения и залезали в кредиты, которые с удовольствием давали банки. Сами банки, к слову, тоже не гнушались игрой на бирже, причем игра эта была на деньги вкладчиков.

Был еще один способ найти средства для биржевых игр — занять деньги у брокеров. Выглядело это так. Например, человек покупал акции на $100, однако самостоятельно уплачивал только $10, тогда как остальные $90 фактически ссужал брокер. Вот только брокер мог в любой момент предъявить так называемое маржевое требование — тогда должник обязан был вернуть $90. Смысл это имело только при заметном падении акций. Так как такого в Эпоху процветания не случалось, никто и не обращал внимания на какие-то там призрачные маржевые требования.

«Мы переживаем самый длительный период процветания»

«Никакой разовой одномоментной девальвации никогда не будет», — говаривал в 2011 году председатель правления Нацбанка Беларуси. Все наши соотечественники помнят, что последовало за этой фразой. В 1920-е годы в США был свой «Петр Прокопович», вот только доверчивые американцы еще не были научены отличать настоящую реальность от той, что рисуют с высоких трибун политики.

«Ни один конгресс в истории Соединенных Штатов, анализируя состояние страны, не встречался еще со столь обнадеживающими перспективами, как в настоящее время. Положение внутри страны отмечено спокойствием и удовлетворенностью… Мы переживаем самый длительный период процветания», — сказал 4 декабря 1928 года 30-й президент США Калвин Кулидж.

Тут бы американцам броситься в обменники и скупить советские рубли или хотя бы повыводить деньги из бирж. Однако привыкший к продолжительному благоденствию народ не успел закалиться и облачиться в шипастую шкуру недоверия властям. Кулиджу, к слову, впоследствии вменяли в вину его фразочку, которая заразила американцев оптимизмом и не позволила разглядеть надвигающуюся бурю. Приближался 1929 год, времена благоденствия и процветания заканчивались. Впереди были голод, разруха, депрессия и еще одна война.

А звоночков о том, что скоро случится что-то нехорошее, было полно. Об одном из них — флоридском спекулятивном пузыре недвижимости, лопнувшем в 1928-м, — Onliner недавно рассказывал. Нехорошие знаки подавала автомобильная промышленность, столкнувшаяся с кризисом перепроизводства. Впрочем, на этом факте мало заостряли внимание, наоборот, влиятельные финансисты и политики (которые также по совместительству являлись крупнейшими акционерами автомобильных концернов) с первых страниц газет убеждали в дальнейшем взрывном росте отрасли и стоимости акций.

В начале 1929 года в должность президента вступил Герберт Гувер, который легко обошел соперника благодаря риторике на тему дальнейшего роста благосостояния американцев. «По 500» им пока не обещали, но заверения вроде «Нет никаких поводов для беспокойства, рост благосостояния будет продолжаться» в то время тоже хорошо работали.

Избрание главы государства, поддерживающего прежний курс на процветание, вызвало очередной взрывной рост акций. Объемы торгов ставили рекорды чуть ли не ежедневно. Кратковременные спады случались, но они были несущественны, и биржи всегда отыгрывали скромные потери.

На протяжении 1929 года акции окончательно потеряли значение как собственность. Ценные бумаги рассматривались только в качестве спекулятивного средства обогащения. Все понимали, что, купив сегодня акцию за $10, завтра ты продашь ее за $15, таким образом заметно разбогатев. А если подержать акции неделю, месяц или полгода, то от денег отбоя не будет.

В конце 1920-х люди толпами скупали акции в долг с привлечением брокерских кредитов, объем которых менее чем за десять лет вырос с $1 млрд до фантастических $6 млрд. Такого не было еще никогда! На Уолл-стрит стекалось золото и деньги со всего мира. Ладно простые американцы — они все же не могли оказывать существенное влияние на надувание биржевого пузыря. Хуже всего, что в биржевые спекуляции втянулись крупные корпорации. Вместо того чтобы вложить деньги в производство с туманными и отдаленными перспективами, компании предпочитали вливать прибыль в скупку акций, не требовавших особых усилий и обещавших обогащение чуть ли не завтра.

Тот факт, что производственные компании предпочитали переводить излишки оборотных средств на счета Уолл-стрит вместо направления на собственное развитие, тоже подтолкнул страну, а вместе с ней и остальной мир к Великой депрессии.

Недолопнутый пузырь

Если человек счастлив, он не хочет (а зачастую и не может) верить в неизбежное наступление черной полосы. Сколько бы ни было желающих успеть на счастливый локомотив Уолл-стрит, в какой-то момент поток покупателей акций начнет уменьшаться, после чего их стоимость, естественно, станет падать.

Политики предпочитали не замечать надвигающуюся катастрофу, хотя невероятно раздувшийся пузырь был так же очевиден, как эго Гитлера, тогда еще председательствовавшего в НСДАП, но уже готового завоевывать мир. Возможно, предотвратить коллапс могла взвешенная позиция какого-нибудь авторитета. Не исключено, что, если бы Герберт Гувер предостерег американцев, указав на перегретый рынок и высокую долю вероятности его схлопывания, резкого падения удалось бы избежать.

Однако все молчали. При этом представители властей, конечно, постоянно проводили совещания, связанные с финансовой обстановкой. До людей доходили обрывки информации, как обычно, порождавшие волну слухов. На этой волне слухов и молчания правительства в понедельник, 25 марта 1929 года, люди начали сбрасывать свои ценные бумаги. За считаные часы акции компаний American Railway Express, Commercial Solvents и Wright Aero, пользовавшиеся особым спросом у спекулянтов, упали в цене на 12 пунктов. На следующий день основные котировки рухнули еще на 20 пунктов. Видя это, банки резко сократили объемы кредитов на покупку акций, а ставки по брокерским кредитам взлетели с 5 до 20%.

Теперь надвигавшаяся катастрофа стала очевидна всем, однако мало кто мог осознать ее масштабы. Но нет, дата 25 марта 1929 года не вошла в историю как «Черный понедельник». Удивительно, но весной разгоравшееся пламя удалось погасить — пусть керосином, но все же. В роли пожарного выступил Чарльз Митчелл, глава одного из самых престижных и влиятельных банков National City Bank и успешный инвестор. Тот случай, когда ход истории может повернуть (или хотя бы приостановить) воля одного человека.

В день, когда должен был лопнуть гигантский спекулятивный пузырь Уолл-стрит, Чарльз Митчелл созвал прессу и заявил, что он лично предотвратит финансовый кризис. Для этого National City Bank продолжит выдавать кредиты в затребованных объемах. Фактически Митчелл подчеркнул, что катастрофа в Нью-Йорке невозможна без его на то дозволения.

Удивительно, но выступление Чарльза Митчелла повернуло все вспять — до конца дня кредитные ставки брокеров понизились, остальные банки вернулись к докризисной стратегии, люди потянулись на биржу за новыми акциями, рынок снова попер в гору. Вашингтон при этом молчал, что было воспринято людьми как победа банкира над размякшим правительством. Волевым решением одного человека крах удалось отодвинуть на полгода. Лето 1929-го ознаменовалось рекордным подъемом на фондовом рынке. То было время, когда об акциях говорили все и везде. Ни одна вечеринка не обходилась без брокеров, а в любой пивной вы могли узнать о самых перспективных акциях.

«Шофер богатого человека ведет машину, внимательно прислушиваясь к разговорам пассажиров на заднем сиденье, которые обсуждают последние тенденции в Bethlehem Steel, — ведь он купил 50 акций, взяв деньги в кредит под 20%. Чистильщик окон в брокерской конторе делает перерыв в работе, чтобы просмотреть текущие сводки с биржи, — ведь он подумывает о том, чтобы вложить все свои сбережения, заработанные тяжелым трудом, в несколько акций Simmons. А по радио то и дело твердят, как какой-нибудь скромный биржевой клерк заработал на бирже почти четверть миллиона долларов, как медсестра сумела сорвать куш в $30 тыс., воспользовавшись советом своего благодарного пациента, как пастух из Вайоминга, живущий в 30 милях от ближайшей железной дороги, сумел продать или купить за один день тысячу акций», — примерно такая атмосфера, согласно описанию в одной из книг современников, царила в США в конце 1920-х.

«Черный четверг». Громкий хлопок — так лопаются пузыри

Отдельные крупные держатели акций, вхожие в Белый дом, конечно, знали о неминуемой беде. Они успели избавиться от активов, некоторые перед самой встряской уехали в Европу. Правительство по-прежнему предпочитало ничего не делать и фактически пустило все на самотек.

Осенью 1929 года экономика США уже по уши погрузилась в депрессию, но со всех сторон доносились заверения: все в порядке, все под контролем, продолжаем благоденствовать. Рынок акций стало лихорадить, почти постоянный рост сменился скачкообразным поведением котировок ценных бумаг.

← Мы старались , оцените плиз статью.

Загрузка...