Содержание

Люди страдающие шизофренией сразу говорят что на фото

Опубликовано пользователем сайта

Сплетницы, предлагаю протестировать себя на шизофрению.
Опишите, что вы видите на этой картинке?

Вы думайте, а я пока подготовлю обновление с расшифровкой.
Кому знаком этот тест, молчите!

А вы увидели корову?

Когнитивные (или психические) функции считаются высшими функциональными способностями мозга. Они дарят человеку способность быть человеком. К когнитивным возможностям относятся:

способность к обучению;

ориентация в пространстве.

Здоровый человек, обладающий достаточно накопленными знаниями, при рассмотрении новой какой-либо ситуации, практически не обрабатывает ее. Адекватный мозг предложит альтернативу – воспользоваться уже имеющимся опытом.

В восприятии новой информации у здоровой личности главенствующую роль играет уже накопленный опыт. У человека, страдающего от шизофренического расстройства, мозг не пользуется имеющимся опытом.

У шизофреника вследствие стойких нарушений когнитивных функций мозг не воспринимает оптические иллюзии. Именно на этой особенности и работают тесты со зрительными иллюзиями. Различные тесты помогают определить, насколько адекватно личность воспринимает реальность и окружающий его мир.

Тест на шизофрению с коровой

Тест представляет собой непонятную на первый взгляд картинку. Смысл теста – использование скрытых образов. Здоровый человек, рассматривая картинку, видит набор неких размытостей: пятна, дым, силуэты животных, людей, некую топографическую карту.

Люди, страдающие от шизофренического расстройства, говорят сразу – там изображение коровы. Их мозг, страдающий от расстройства когнитивных функций, не способен накладывать на изображение отпечаток жизненного опыта и различные дополнительные образы.

У шизофреников нет фантазии, они видят конкретные предметы, именно те, что изображены на рисунках. Поэтому личности больные шизофренией либо те, кто имеет склонность к такому заболеванию, сразу видят корову.

Главная особенность теста – понять, умеет ли человек воспринимать формы, оптические иллюзии, создавать логические цепочки.

«Меня сравнивают с опасным, бешеным зверем»: как в России живут люди с шизофренией

Шизофрения возникает у 0,3–0,7% населения. Согласно опросу ВЦИОМ, 38% россиян считают: людям с шизофренией следует «находиться подальше от других». Журналист, фотограф и автор паблика «Ты здесь не чужой» Арден Аркман сделал проект о тех, кто живет с шизофренией: он снимал героев в важных для них местах и узнавал, каково иметь шизофрению в России.

«Здравствуйте, я Саша, очень опасный зверь»

Саша, 20 лет

Минск — Санкт-Петербург. Блогер. Фотография сделана у Саши дома

В детстве у меня была склонность к патологическому фантазированию, но это особо не мешало жить и не отличало [меня] от других детей. В 11 лет были легкие слуховые галлюцинации — казалось, что меня зовет мама. Самые яркие проявления пошли лет в 15, после возвращения вытесненных воспоминаний о насилии.

В [минской] больнице санитарки били пациентов, особенно совсем маленьких детей из детдома. В отделении вообще было очень много насилия — психологического, физического и сексуального. Сейчас идет расследование по этому поводу, но полиция не совсем на моей стороне. Из‑за диагноза вместо жертв верят насильникам (насильники — врачи), фальсифицируют данные в медицинских карточках и говорят, что это просто «видения».

На словах мне ставили диссоциативное расстройство идентичности, но официально его никуда не занесли, сославшись на то, что в СНГ к этому диагнозу относятся c сомнением. Потом поставили шизофрению. Про диагноз знают все, я веду блог на эту тему и никогда не скрывала его. Зачем? Со стигматизацией психически больных нужно бороться, замалчивание только усугубляет проблему.

Я не принимаю таблетки: мне много раз меняли препараты, ничего не подходит, они делают только хуже и дают сильные побочные эффекты. В России я еще не обращалась за психиатрической помощью, но в Беларуси с этим все очень плохо.

В соцсетях меня то и дело сравнивают с опасным, бешеным зверем, которого надо изолировать, в ПНД врачи видят во мне не личность, а бомбу замедленного действия, и это угнетает. Здравствуйте, я Саша, очень опасный зверь ростом в 157 сантиметров и весом в 43 килограмма , который обожает мопсиков, не может без чужой помощи открыть банку и частенько помогает людям. Приятно познакомиться, я опаснее медведя, потому что у меня шизофрения.

«Тебя не пора вязать?»

Екатерина, 19 лет

Санкт-Петербург. Фотограф. Снимок сделан во дворе психиатрической больницы

С четырех лет у меня были мысли о суициде. Каждое пробуждение, если рядом не было взрослого, вызывало дикий страх и панику, будто меня оставили навсегда. Отец умер, когда мне было три года. С четырех до 14 лет я не верила в это и периодически видела его в толпе. Втихую повреждала себя: отрывала кожу, не давала заживать ранкам, выдирала пряди волос.

В больницу попала в 18 лет из‑за голосов, беспричинных психозов и навязчивых мыслей. Там смех или слезы были чреваты капельницами и повышенными дозировками . Привязать [к кровати] могли на сутки или неделю — все зависело от настроения медсестер. Бабушку в деменции привязали к стулу в коридоре, чтобы она всегда была в поле зрения, даже кормили привязанной. Туалетный вопрос решался утками и памперсами. Одна женщина поступила беременной, ее на скорой увезли рожать, а через несколько дней вернули в закрытое отделение. Вынудили отказаться от ребенка. Никто из персонала ее не поддерживал, хотя из‑за самих родов и отказа она очень страдала физически и морально.

Вообще, если больничное лечение подошло — это везение, если нет — вы можете думать, что так и должно быть. Иногда врачи лишь заглушают острые симптомы, не разбираются в корне проблемы и не говорят, как с этим всем дальше жить. Отчасти ситуация такова из‑за сложности психиатрии как науки, отчасти — из‑за моральных устоев в нашей стране.

Близкие приняли диагноз спокойно, хотя одна из родственниц теперь меня боится. Некоторые приятели начали относиться слегка настороженно, обычное проявление эмоций становилось [для них] тревожным звонком: «Тебя не пора вязать?»

Люди думают, что «психи» непременно опасны для общества, что лучше их вообще избегать и не допускать до каких‑либо должностей. На время лечения пришлось брать по учебе академический отпуск, а когда решила вернуться, мне понадобились справки о том, что могу продолжать обучение. В них не было ни слова о том, что я лечилась в психиатрической больнице, — видимо, чтобы это не доставило проблем.

Болезнь точно сильно навредила мне, затормозила прогресс, много раз чуть не убила, навсегда сказалась на образе мышления, усложнила жизнь. С другой стороны, после стольких лет слепой войны я оказалась в лучших условиях и теперь сильнее многих. Шизофрения все еще со мной и всегда будет, иногда она напоминает о себе, но это дает контраст, чтобы ценить жизнь.

«Меня дискриминировали только работники государственной психиатрии»

Андрей, 26 лет

Санкт-Петербург. Учится на ландшафтного архитектора. Фотография сделана у Андрея дома

С детства были истерики и плаксивость, но настоящие проблемы появились в 15–16 лет. Сильные чувства возникали без причины, а картина мира усложнялась — знаки, символы, в центре [которых] был я, борец с космическими силами. Думал, что мне нужно совершить самосожжение, чтобы уподобиться Солнцу. Качество жизни ухудшилось, испортились отношения с матерью, нарастала социофобия.

Однажды мама вызвала психиатра, которая пришла ко мне домой, обсудила проблемы и предложила госпитализацию. Я согласился, но ожидания с реальностью не совпали. Санитары, приехавшие ко мне, грубили, напялили тяжелую смирительную рубашку: «Ты псих, это чтобы ты из окна не выпрыгнул». И увезли прямо из дома.

В больнице имени И.И.Скворцова-Степанова выдали дырявые штаны и рубашку, забрав мою одежду. Было ощущение тюрьмы: запрещено почти все, кроме предметов личной гигиены и книг . Персонал тоже был похож на тюремщиков, называл хроников «мясом». Одна из санитарок взяла под «покровительство» мальчика и ежедневно вкалывала ему внеочередные уколы нейролептика за мелкие нарушения распорядка дня. Когда мальчик пожаловался заведующей, это прекратилось, но санитарку не уволили.

Диагноз мне раскрыли только спустя год после выписки под предлогом: «На многих пациентов оглашение диагноза действует шокирующе, некоторые кончают жизнь самоубийством». Из‑за приема таблеток моя личность сильно изменилась, ощущение потери и травмы остается до сих пор. Потом несколько лет спокойно жил без лекарств, пока не началась депрессия, и тогда я оформился в дневной стационар.

Я стал более осторожен и методичен из‑за понимания разрушительной силы иррациональности. Восприятие других изменилось — научился принимать гораздо большее число людей.

Сперва мама не принимала диагноз и верила, что со мной все нормально. Друзья же нашли в нем объяснение моих особенностей — изредка встречал сочувствие, однажды — романтизацию. Меня дискриминировали только работники государственной психиатрии. Психотерапевты проявляли вопиющий непрофессионализм, один из них заявил: «Гомосексуализм — это болезнь». Только один врач относился хорошо, помог в назначении подходящих лекарств и понимании психического статуса. В целом о комфорте, доверии и субъектном, то есть человеческом отношении в психиатрии говорить не приходится, там [к пациенту] относятся как к вещи. Я всегда ощущал себя в свободном плавании, изредка получая подачки таблетками.

«Если бы шизофрения исчезла, я бы не знала, что делать»

Надежда, 18 лет

Кострома. Учится в медколледже. Фотография сделана в комнате Надежды

Галлюцинации начались в 12 лет, одна из них есть и сейчас: это хор без слов, будто звучание флейты без перебирания нот. Затем появился звук льющейся воды по ночам, голоса и апатия. Родители не поверили, обозвали фантазеркой, употребляющей наркотики.

Обе госпитализации — самое тяжелое время в моей жизни из‑за невозможности убежать от себя. Первая врач обвиняла меня в симуляции симптомов, но лечение назначила. В детском отделении в палатах можно находиться только во время отбоя, обхода или тихого часа, [в остальное время] мы сидели на стульях у поста медсестры. За шум наказывали вязками (привязывали веревками к койке. — Прим. ред.) — они должны длиться не более полутора часов, но детей вязали на день или ночь.

Во взрослом отделении было два врача на 50 человек. У одной женщины от веревок были синяки и боли, но ее долго не отвязывали. Пожилую пациентку медсестра ударила по лицу за то, что та в коридоре звала маму. Самым грустным занятием была трудотерапия — мы вырезали и сшивали полоски ткани, делая ковер, потом его распускали и сшивали снова.

Отец считает диагноз фантазией и сейчас. Говорит, что я сломала себе всю жизнь: устроюсь уборщицей и умру от голода. Мать его поддерживает.

В школе меня травили не только из‑за диагноза, но и из‑за сексуальной ориентации. А когда в 10-й класс пришли новые люди, отношение улучшилось, они читали мой дневник в соцсетях.

Бывшая девушка говорила, что у нее тоже галлюцинации, но потом призналась, что все придумала. Такие попытки подражать оскорбительны. Теперь мы общаемся лишь как знакомые.

Болезнь сделала меня сильной и терпеливой. Если бы шизофрения исчезла, я бы не знала, что делать. Она дает синдром поиска глубинного смысла — то, что дико нравится, но и пугает . Это и знаки, и наплывы мыслей вроде «верит ли Бог в себя».

В нашей психиатрии сильно не хватает людей. Районный врач-психиатр — украшение кабинета. Маме он угрожал, что меня заберут с полицией прямо из школы. Жаловался, что сам больной из‑за паленой водки, но до галлюцинаций еще не допился. В больницах пациентов не информируют о том, что с ними происходит, в закрытых отделениях нет психотерапии. Лично мне больница не помогла, а ограничение свободы и общения только навредило.

«Я принимаю по 11 таблеток в сутки»

Александра, 20 лет

Жуковский. Работает в антикафе, будущий психолог. Фотография сделана во дворе дома Александры

Все началось в 15 лет с депрессии. Родители восприняли [ее] негативно, особенно папа со своим «ты все придумала». Вскоре начались голоса, мужские и женские, и галлюцинации в виде шифров, которые я записывала на бумаге. Голоса приказывали мне разносить эти шифры знакомым людям. Из галлюцинаций сейчас остались слои, которые движутся и пересекают все пространство. Раньше из‑за них было страшно выйти из дома: думала, что против меня заговор. Еще я вижу глаз — это некая сущность, которая появляется на разных поверхностях и общается со мной. Обычно все это происходит осенью и зимой, а весной и летом затихает. Когда глаз уходит, мне даже грустно без него, успела полюбить его как друга .

Главврач в ПНД [психоневрологический диспансер] уговаривала родителей отправить меня в больницу насильно — они не согласились, и она стала угрожать, что лишит их родительских прав. Я и сама сейчас негативно отношусь к недобровольной госпитализации.

Я легла в Научный центр психического здоровья на полтора месяца — там хорошие условия и врачи, вот только они все время врали, что у меня депрессия, а выписали с диагнозом «шизофрения». Считаю, что пациент должен знать правду о своем состоянии. Мне повезло, что в больнице не практиковали наказания и давали только современные препараты — схему лечения меняли больше 10 раз, когда возникали побочки. Сейчас я пью три нейролептика, корректор и нормотимик — всего 11 таблеток в сутки . Это гораздо больше, чем обычно назначают при шизофрении, но я чувствую себя хорошо.

Мама относится к диагнозу спокойно, а папа до сих пор недоволен, считает, что он ошибочен и что нейролептики лучше не принимать. Из окружения отвернулась только бывшая лучшая подруга, остальные хорошо общаются, в том числе коллеги на работе и гости нашего кафе, которые тоже в курсе.

Благодаря болезни я стала лучше понимать людей, которые столкнулись с психическими проблемами. Раньше казалось, что со мной этого никогда не произойдет, но когда случилось, поняла, что никто от этой болезни не застрахован».

«Жил на улице полтора месяца как бездомный»

Денис, 40 лет

Зеленоград. Литератор и переводчик, член Союза писателей. Фотография сделана в районе, где находился Денис, когда жил на улице

Первый приступ случился в 23 года. Казалось, что прохожие подают мне знаки, а цвета машин связаны с приказанием, которое «высшее правительство» отдает мне. Позже начались все виды галлюцинаций, которые ощущались как результат внешнего воздействия. Знакомый физик сказал: «Ну, допустим, мозг можно использовать как приемник. Но в нем же нет передатчика!» И тогда я задумался о том, что, возможно, это действительно заболевание, потому что такое явление, как беседа с голосами в голове, ограничивается пределами нервной системы больного. Чисто теоретически даже если бы мозг мог принимать сигналы извне в виде голосов, то он бы не смог с ними общаться. Часто непонимание этого вводит больного в заблуждение, будто бы он с кем‑то общается, хотя это лишь сбой в работе мозга.

Когда жители обратили [на меня] внимание, пришлось покинуть тот район — долго шел пешком и отыскал заброшенную дачу в районе аэропорта [Шереметьево], из которой через три дня забрали с милицией. О приступах и взаимоотношениях с близкими написал повесть «Сады, где текут реки», опубликованную в самиздате «Органон». За все время у меня было восемь госпитализаций. Все принудительные .

Друзья не отвернулись, но некоторые пренебрежительно высказывались — и я с ними расставался. Один друг приехал в гости во время моего приступа. После нашего разговора он сказал жене: «Это не Денис! Денис вообще вышел куда‑то покурить. Это другой человек, которого я не знаю». Вот эта дихотомия — тот или не тот человек — стала определяющим принципом, по которому со мной стали строить отношения друзья.

Инвалидность я оформил, когда меня сократили с работы. Это был сложный шаг, словно поставить на себе крест. Но другого выхода не было, надо на что‑то выживать. Из‑за этого статуса нельзя получить водительские права, при трудоустройстве в бюджетное или государственное учреждение (научно-исследовательский институт, государственная школа и много других учреждений) требуется справка от психиатра. Справка из ПНД и наркодиспансера потребовалась даже при устройстве на работу уборщиком лесопарка в ГБУ «Автомобильные дороги». Когда моя мама продавала квартиру, у нее потребовали справку о том, что она не наблюдается в ПНД, — это подавалось как обязательная процедура, значит, такие сложности могли возникнуть и у меня при решении вопросов с недвижимостью.

Я отношусь к своему заболеванию как к кресту, примириться с ним помогает религия. Люблю цитировать молитву святителя Димитрия Ростовского — ее смысл в том, что человек полностью вручает себя божьей воле, без которой и волос с его головы не упадет. Шизофрения показывает, насколько хрупок человек и его жизнь . Человек [с шизофренией] вынужден принимать лекарства, он более незащищен от «мира, открытого настежь бешенству ветров», чем здоровые люди. Надо спешить делать добрые дела и стоять на страже позитивных ценностей, которые даны нам в жизни. У меня семья, растет дочь, это придает определенный ценностный горизонт моей жизни.

Тест на шизофрению: картинка с коровой

Шизофрения – тяжелейшее психическое расстройство полиморфного типа. У человека, страдающего шизофренией, начинается необратимый распад личности. Нарушаются эмоциональные реакции и мыслительные способности. При шизофрении сильно страдают когнитивные способности человека.

Используя эту особенность у больных людей для определения шизофрении на ранних стадиях (или выявления предрасположенности личности к расстройству) психологами было создано множество любопытных тестов. Один из них – тест на шизофрению корова.

Один из любопытных тесто на определение шизофрении — картинка с коровой

Как действует тест
Тест на шизофрению с коровой
Достоверны ли результаты
Чем полезен тест

Как действует тест

мышление;
понимание;
умение вычислять;
речевые возможности;
способность к обучению;
возможность рассуждать;
ориентация в пространстве.

В восприятии новой информации у здоровой личности главенствующую роль играет уже накопленный опыт. У человека, страдающего от шизофренического расстройства, мозг не пользуется имеющимся опытом.

Тест на шизофрению с коровой

Оптический тест на выявление шизофрении «Корова»

А вы увидели корову?

Достоверны ли результаты

Действительно ли тест на шизофрению картинка корова со стопроцентной гарантией показывает, что у человека шизофрения? Важно понимать, что шизофрения – крайне сложное заболевание. Оценить человека только с помощью визуального тестирования можно лишь с большой натяжкой.

Для грамотной диагностики заболевания необходимо всестороннее терапевтические и неврологическое обследование личности.

Такую диагностику проводят высококвалифицированные специалисты в условиях стационара. Наличие какого-либо одного признака не свидетельствует о наличии тяжелого расстройства.

Чем полезен тест

Различные тесты (вопросники, оптические) лишь дают повод задуматься о собственном здоровье, образе жизни, лучше узнать собственное подсознание. Результаты тестирования на шизофрению нельзя рассматривать с точки зрения диагностического мероприятия.

Тест помогает заранее распознать врожденные отклонения, которые могут быть в человеческой психике. По его результатам можно лишь оценочно получить некую информационную картину о состоянии здоровья психики человека.

Многие совершенно здоровые люди обладают некими нарушениями в психическом складе. На состояние психического здоровья влияет стресс, хроническая усталость, переживания, волнения и иные проблемы.

Главная особенность теста – понять, умеет ли человек воспринимать формы, оптические иллюзии, создавать логические цепочки.

Результаты тестирования помогают вскрыть дремлющую предрасположенность к заболеванию либо успокоить личность и подтвердить, что человек здоров и способен адекватно оценивать происходящее.

Если результаты теста вызывают опасение, лучше обратиться за консультацией к хорошему специалисту. Когда дело касается здоровья, лучше перестраховаться, а не мучиться от мрачных предположений.

Люди страдающие шизофренией сразу говорят что на фото

Люди страдающие шизофренией сразу говорят что на фото